Депрессия – это ужасное состояние, когда ты вообще ничего не можешь делать. Ничего не нравится из того, что раньше делало тебя счастливым. Ни музыка, ни рисование, ни вечеринки с друзьями, ни новые тачки, ни девушки… Ничего! Я больше не ловлю кайф от еды и от напитков. Мне абсолютно все равно, чем набить желудок. Не помню, когда я ел последний раз свой любимый тайский салат Сом Там из папайи с острыми специями. Даже когда думаю о нем, не чувствую былого восторга. Хотя… – я улыбнулся, – в последнее время мне часто хочется огромное мороженое как в детстве, с вишенкой и шоколадной крошкой. Найти такое – проще простого, но я этого не делаю, потому что боюсь ничего не почувствовать. Пусть хотя бы в моих мыслях оно выглядит аппетитно… Я разлюбил свою коллекцию кораблей, которую собирал несколько лет, краски и холсты, которые скупал в магазинах Европы, когда путешествовал. В общем, весь этот хлам остался у меня в квартире, и мне даже не хочется прикасаться к этим вещам… У меня нет желания чего-то добиваться, я не хочу никому ничего доказывать… Мне даже все равно, где я буду жить! Я просто… хочу спокойствия и вернуть радость жизни. Но не знаю, как это сделать. В последний год я очень много пил, заливал свое горе. И вот опять подступает желание опрокинуть бокал-другой.

– Понимаю, – кивнул Владимир и отпил компот.

– Понимаешь? – я удивленно посмотрел на него.

– Угу, – сказал он, протирая рот салфеткой. – Я тоже покуролесил до того, как оказался тут. Пока учился в ПТУ на рулевого моториста обзавелся друзьями, с ними выпивал, с кем-то даже дрался, когда был под градусом. Потом окончил училище, а дружить с ними не перестал. Когда приходил из навигации с деньгами, так начиналось. К друзьям-товарищам в глухую деревню – чик! И мог там неделю-две пить, – Владимир развалился на стуле и смотрел куда-то в сторону. – Приходил с похмелья к матери, просил занять триста рублей на автобус до Сумкино, там у нас корабли стоят в порту, а сам… Пропивал, не доезжая до судоремонтного завода. Меня увольняли. Я опять устраивался. И все по новой, замкнутый круг.

– И как ты с этим справился?

– Изменения через боль. – Он горько усмехнулся. – По-другому человек чаще всего не понимает… Наш монастырь помог мне прийти в себя.

– А мне пока помогают держаться на плаву мой модный психолог, который бросается в меня разными современными словечками наподобие «токсично-экологично», и неплохие таблетки. Но они, кажется, уже не справляются.

– Это с ним ты болтаешь по видеосвязи, пока я чищу вечерами курятник?

– Ага, – я сделал попытку улыбнуться.

– Понял. Хочешь попробовать мой проверенный метод, как вернуть радость жизни?

– Что за метод?

– В выходные покажу. Как раз в Липовку поедем.

***

Владимир залез внутрь микроавтобуса и захлопнул за собой дверь. Он прицепил меня к сидению ремнями безопасности, сам сел напротив.

– Взял с собой томик Достоевского, – послушник потряс книгой. – Хочешь почитаю тебе вслух?

– Нет. Я не люблю художественную литературу. И никогда её не читал. Разве что только в школьный период требовалось по программе. А так, не вижу никакой пользы в том, чтобы читать о жизни других людей. Гораздо полезнее книги о финансах и экономике. В них хотя бы есть какой-то практический смысл, навыки можно применить в работе. Какой толк от того, что какой-то парень убил топором старуху? Это ненужная для меня информация.

– Зря! Из художественных книг порой такой жемчуг выкатывается, – Владимир открыл потрепанную книжку из монастырской библиотеки. – Может, тогда музыку или аудиокнигу тебе включить? – он искал взглядом место, где остановился.

– Давай. Найди в списке «Технологию блокчейн».

Он ткнул на экран, и в наушниках зазвучала первая глава. Я слушал первые минут двадцать, глядя, как мы пересекаем мост через Иртыш, как проезжаем мимо засеянных полей, а потом задремал. Эти ранние подъемы когда-нибудь меня доконают!

Через некоторое время проснулся оттого, что машина остановилась. Открывая глаза, я думал, что мы уже приехали, но оказалось, что нет. Владимир вышел из салона и направился к стоящим на обочине трассы детям. Неподалеку от них возвышалась автобусная остановка «Тоболтура». Трое мальчишек были бедно одеты: растянутые вязаные свитера, сверху накинуты легкие курточки в пятнах, спортивные штаны с вытянутыми коленками, высокие резиновые сапоги. На головах платки, принадлежащие их матерям, повязанные, как банданы. Возле каждого ребёнка на перевёрнутом пластмассовом вёдре стояла маленькая баночка с красными ягодами. Я наблюдал из окна, как Владимир о чем-то с ними разговаривал, мальчишки улыбались. Потом он достал деньги из кармана подрясника, отсчитал несколько купюр. Некоторое время подумал. И отсчитал ещё немного и отдал им. Взамен паренёк постарше высыпал содержимое всех трёх баночек в пакет и отдал его Владимиру. Он ещё о чем-то с ними недолго болтал, дети опять ему смущенно улыбались, выкручивая себе руки. Жаль, что я не мог сам снять наушники. Интересно было, о чем они болтали.

Владимир не заходил в машину до тех пор, пока мальчики не ушли с трассы в сторону деревни. Как только они скрылись за деревьями, он вернулся с пакетом в салон. Послушник увидел, что я проснулся.

– Вот, ягоды купил. Хочешь? – он снял с меня наушники.

– Не-а.

– Я тоже. Отдам Витке, пусть пирог сделает.

– Тут точно хватит на пирог? Что-то парни поленились. Собрали бы целое ведро, тогда больше заработали.

– Да ты что! Кто землянику вёдрами собирает? – весело хмыкнул Владимир. – Просто не знаешь, сколько комаров в бору. Здесь же болота кругом! Тебя если в лес увести и заставить ягоды собирать, тут же взвоешь. Так домой захочется! Эти мелкие гады свистят над ушами и впиваются в руки. Потом собранную чашку ягод за все богатства мира никому не отдашь. Помню, как-то раз, еще в детстве, ходили мы за земляникой; я насобирал железную кружечку для бабушки и сидел плакал, потому что устал и меня искусали. Пока ждал, когда взрослые засобираются домой, съел собранные ягоды – одну за другой – и вернулся из бора с пустой посудиной.

Я улыбнулся, а сам подумал о том, что вообще-то у меня несколько высших образований и баснословно богатые родители, чтобы я зарабатывал сбором ягод на болотах. Придумал же предложить мне такое! Но вслух не стал ничего говорить: было лень шевелить языком, солнце меня уморило.

Владимир положил пакет с ягодами на одно из свободных сидений микроавтобуса, и водитель повез нас дальше.

– Все мы живем в одном мире, – задумчиво произнес послушник, вспоминая, наверное, о тех мальчишках, – но жизнь у всех складывается по-разному. Однако, на мой взгляд, каждый человек заслуживает уважения и милосердия, независимо от образования, наличия или отсутствия денег и состояния здоровья. Помогать надо… – кивнул он сам себе и повторил, – помогать надо.

До Липовки оставалось примерно полчаса пути. За это время Владимир рассказал мне историю, как давным-давно, в девяностые, в этом месте, которое мы проезжали, перевернулась фура с колбасой. И как они с отцом и другими работягами откапывали мясные деликатесы из сугробов и загружали обратно.

– Машина ехала из Омска, – улыбнулся послушник, – везла северянам копчености к новогодним праздникам. А тут, знаешь, место опасное, поворот крутой, аварии постоянно происходят. Вот и попал водитель в передрягу. Хорошо, что еще жив остался! Мы как раз с отцом рядом были, бросились на подмогу. Вдруг в больницу надо отвезти или первую помощь оказать… Но все обошлось, мужик в рубашке родился. Товар только по трассе рассыпался да по ближайшим канавам. Мы как увидели сардельки, сосиски, копченое сало, обомлели. Как же в то время хотелось мясца! Нам чуть плохо не стало от этих ароматов. Слюни так и капали, пока доставали колбасу из снега. Мы же тогда на одной картошке-маркошке сидели. И тут мы пошли на хитрость, прости Господи! Утрамбовали валенками две палки сервелата в снег, запомнили место, а на следующий день пришли с батькой их откапывать. Там же рылись и другие мужики: тоже накануне закопали немного. Вот